5 января. Девять Утра. Ванная комната. Приглушённый свет.

Я всё чаще вспоминаю свои первые шаги в качестве женщины Оябуна.
Сейчас я даже благодарна судьбе, что она спутала нас с той китайской девочкой. Впрочем, Акира, правая рука Акихито, моего хозяина, говорит, что заказал он совсем не ту китаянку. Что изначально была заказана я и вообще... китаянка была предлогом, потому впоследствии убили её, а не меня. Вполне возможно: родители как-то слишком быстро решили меня отправить учиться в Токио, дав какие-то недели  на моральную подготовку и совсем не учтя языковой барьер. И можно бы возмутиться, что мне солгали о моей роли тут, но... какая разница, как я здесь оказалась? Какая разница, кто подвёл меня к этой черте? В конце-концов, мне даже без разницы, что это за черта и как я к ней шла.
Я не знаю боевых искусств, я не умею стрелять, я не так очаровательно внешне наивна, как иные женщины вокруг Хозяина. Я не умею делать таких искусных минетов, какие умеют специалистки этого дела. Я не японка, я не азиатка даже. В этой стране я никто и зовут меня никак.
Хозяин дал мне имя. Кумико. Он дал мне статус. Тень Оябуна Токио. Он дал мне место жизни. Последний этаж и крышу самого высокого здания Токио. Он дал мне доступ в его Дом. Особняк-крепость, самое высокое здание в Токио. Он разрешил мне делать всё, что душа пожелает. Он сохранил жизнь и поддерживает её. Ни для чего я ему не нужна. Я его игрушка. Самая дорогая подобная игрушка в Токио. Самая необычная проститутка в этом городе. Единственная шлюха, которую боятся больше Оябуна. Почему? Потому что я _его_ игрушка. И если от него можно ожидать справедливого отношения стального человека, то я - капризная штучка, имеющая право на всё в этом городе.
У меня есть право на всё, но я не хочу ничего. У нас с Оябуном жёсткая эстетика: я - его предмет любования, он - мой. Но всё-таки я его собственность. И в мои прямые обязанности входит выполнение любо прихоти Акихито.
И если Хозяин велел в ночь отправлять в одиночку за бутылкой воды для него на окраину города, я не откажу. Между нами нет приторности и наигранности: я сразу заявлю, что я думаю об этой воде и колодце вцелом. Но приказ выполню.
К слову, приказы его всегда разумны. Но иногда мне кажется, вели он мне убить главу Пентагона,  я попробую это сделать.

А иногда меня переполняет горечь.
Ранним утром я заехала на каток. По утрам там много детишек и припозднившихся подростков. Я наблюдала за ними со  стороны... Я никогда не выйду на каток с ними. Мне противно. Но очень горько. Я смотрю на детей и вижу себя в их возрасте. Такая же солнечная. Такая же беззаботная. И смотрю на моих сверстников. У них жизнь разворачивается. У  них любовь, интриги, Слёзы, счастье. У них нет АКихито, они несчастны. Но мне всё равно горько.
Когда Хозяину докладывают о моём плохом настроении он отдаёт приказ во что бы то ни стало его поднять.
На этот раз он приехал на каток сам.
-Ты не хочешь к ним, Кумико? - Он положил свою руку на моё плечо.
Я не вздрогнула. Я люблю его. Пусть даже нет человека, в это верящего. Кроме него. Кроме Хозяина. Может ли от него что-то скрыться?
Я не посмела шелохнуться. Только говорить.
-Нет, Хозяин, к ним не хочу. Хочу себя ощутить такой же. Но не к ним. У них нет тебя, Акихито.
Он присел прямо на лёд передо мной. Решить этот вопрос, подогнав ко мне кого-то моего возраста не получится. Он это понимает, конечно. А что делать, думаю, не знает. Я тоже не знаю. Хотя бы потому, что осознаю невыполнимость желаемого. Он по-детски подполз ко мне и обнял за плечи. Я осмелилась положить голову ему на плечо. Акихито прошептал, что всё будет хорошо, поцеловал в лоб и уехал по делам.
Я не знаю, что будет дальше.

Просто чувствую, что отношения заходят в тупик.
В окончательном тупике от меня избавятся, как от предыдуших двух десятков его дорогих шлюх.